Щелкала каналы и наткнулась на "танцора диско". В детстве любила смотреть индийские фильмы, а этот был всегда одним из любимых, потому не переключила и решила досмотреть, закончилось всё тем, что я ржала и комментировала каждое действие в фильме, раздражая маман. А потом чёт задумалась, почему раньше я с таким удовольствием могла бы залипнуть и даже замурашковать, теперь эти фильмы вызывают только смех и фейспалм. И потом я поняла, что всё дело в восприятии. Когда ты маленький, всё выглядит совсем иначе и ты просто сидишь, треская конфеты, и наслаждаешься происходящим на экране. А будучи взрослым ты уже не можешь не анализировать и не искать логику в происходящем. Хотя мультики я до сих пор смотрю, получая от этого самое настоящее удовольствие, так как я тварь эстетствующая. Но они, пожалуй, вне категории.

---

Как много можно успеть на выдохе. Как страшно осознать всё на выдохе. Победа никогда не была близка, то тень смерти ходила за ней под маской, чертя путь к погибели. То темени лик сулил уверенность к победе. То Злая Королева плела колдовскую паутину подобно ядовитому пауку.

Белоснежка падает на колени, слыша звон бьющихся клинков вокруг себя. Она разжимает руку, и меч, блестящий красным, падает в размоченную небесными слезами и кровью землю. Принцесса раскидывает руки, глядя перед собой. Плечо саднит, пронзённое отравленной стрелой, но она словно не замечает боли, точащей плоть. Вся битва теперь кажется другой реальностью, которая отслоилась от её собственной.

Кажется, снова идёт дождь, а может это просто её слёзы обжигают белые щеки. Тёмный силуэт кажется призрачным в лунном свете, льющем своё серебро на ту, что ступает, едва касаясь земли, будто она и вовсе плывет над ней. Никто из сражающихся не смеет бросить взгляда в её сторону, не то чтобы напасть. Рядом с ней волчица скалит пасть. Она шагает так же осторожно, как и Королева, чьи глаза горят неистовым пламенем, которое совсем скоро охватит душу милой Белоснежки, приведшей своих людей на верную смерть.

Злая Королева настигает свою жертву, которая никуда не сможет убежать, даже, если бы и пыталась. Её боль – сладчайший нектар, и Королева пригубит, а после изопьет до дна. Белоснежка не смотрит на Руби, чьи зубы настолько остры, что ранят взгляд. Белоснежка не отворачивает лица, когда руки Регины касаются щёк, утирая слёзы. Белоснежка не кричит, когда Королева медленно вдавливает острие стрелы в плоть. Она прокусывает губу, и тонкая алая струйка скользит по подбородку, где её встречает королевский язык. Белоснежка – королева погибели – знает, что проиграла. Она предана и проклята каждой жизнью, отнятой этой ночью.

Жизнь утекает из неё в приоткрытые губы Злой Королевы. Она слабеет, запечатлевая в своем стынущем сознании, как гибнут её люди. Над полем боя распоротое небо льет дождь-слёзы. Её тело обволакивает нечто густое, и она уже ничего не чувствует, кроме тёплого прикосновения к глазам.

А после Белоснежка выдыхает.

---

Не демон, не Бог.

А когда она прокалывает бабочек, на ее пальцах остается пыльца. Мне приходится только смотреть на нее и не кричать. Закрывая глаза, мертвых куколок у ног ее собирать и стараться по имени не называть. Имя ей – легион. И она все не хочет меня отпустить, а я не могу их всех.

Она говорит, что не чувствует ничего, а потом улыбается, когда слышится сочный хруст – мне уже не упомнить, сколько сломано у меня. И на каждое ее «ничего» у меня кровоточит нутро. Она вынимает из сердца мертвых птиц и не может вдохнуть в них жизнь. У нее внутри выцветают бездны, их холод льется мне в глотку и остается под кожей. Мне вовек не согреться.

Она извращает Откровения, и на запястье моем горит клеймо ренегата. Я обращаюсь к небу, а приходит она. И молитвы горят. Я снимаю свой крест и впускаю ее. Забери меня, милая, заверши свой обряд.

Когда она прокалывает бабочек, я слышу их крик. У меня внутри ее плавится черный лик. У меня по жилам течет не кровь, а ртуть. А она все шепчет мне, как хрупок свет, и я отдаюсь ей уже не первый век. Я забываю, кто из нас одержим, что за демон мне на ночь поет. Я снимаю свой крест и короную ее.

А когда она распинает меня, то кормится кровью с моих ладоней. Я не могу убежать или имени ее вспомнить. Я ей шепчу, что слышала слухи об ангелах, и смеюсь, когда вижу ее изменившийся взгляд. И нас обеих когда-то ждет ад, только она там хозяйка, а я ренегат.

Она одержима, а я одержима ею. И умею любить каждое из ее имен. Не Бог и не демон, имя ей – легион. А я лучшая из ее утех. Она не может меня отпустить, а я не могу их всех.

---

Каким, блять, должно быть фото, чтобы мне восстановили доступ к странице в вк?! Да у меня отродясь таких качественных не было как то, что я отправила на идентификацию! Но вообще, все в моем стиле: ни почты, ни номера телефона, на который зарегистрирована страница у меня нет, лошара, блин. Поразительнее всего, что, являясь информационным менеджментом по специальности и вращаясь в кругах IT-сферы, мне не к кому обратиться с просьбой взломать собственную страницу в вк, ибо училась я с такими же олухами!

@темы: о наболевшем

---

Девочка - алые губы, спелая кровь.

Принцесса с белой кожей и алыми губами не жаждет короны и трон ей не нужен. Принцесса желает любимой быть, верной быть, жаль, что не мужем, да и не мужу. Белоснежка дышит обманом, страшной и отвратительной ложью. Белоснежка скрывает от зеркала, кто всех ей на свете дороже.

И Королеве бы жить да не знать, что зеркало все-таки хочет сказать ей. У Королевы, в чьем сердце игла, давно уже зреет проклятье.

Принцесса сияет мечтами и поступь ее так легка. Белоснежка прекрасна. Но вороном вьется над ней тень проклятья - на тени корона - под стать королевское платье. Пылает неистово черный янтарь и жжет белоснежную кожу. Принцесса скрывает, принцесса молчит о той, что ей всех дороже.

Девочка нежная, весной поцелована - в теплых ладонях распустятся сотни цветов. Но не избавиться, жмут и впиваются в сердце шипы королевских оков. Забыть, и именем ее не дышать. В зеркалах расколовшихся нет давно отражения. Белоснежка запрещает Королеву именовать. И проклинает мечты блаженные.

А смотреть на Регину - умирать без возможности на возврат. И хранить ее черные зерна, смазывать старые, сгнившие жернова. Чтоб вдыхать ее, дикую, брать взаймы у разбитых сердец. Ей не справиться с Королевой. Ей не вынуть из сердца застывший свинец.

Как свершится заклятие в установленный срок, Белоснежка, прощаясь, губами коснется губ. У Королевы дрогнет рука, взгляд ее будет пуст.

Мэри Бланшар не любит зеркал. И все чаще под ночь тяжелее дышать.

"Что ты хранишь, зеркальная гладь?" - прозвучит ее голос напевно.

"То, что ты не смогла удержать." - в отражении скажет ей Королева.

---

Его руки дрожат, судорожно теребя крест на цепочке. Пальцы сжимают края распятия с такой силой, что те впиваются в кожу.

Еще немного и легкие разорвутся от количества поступающего кислорода, но ему кажется, что он задыхается. На его висках уже блестит седина, нарисованная диким страхом, что следует за ним подобно шлейфу.

Витражные окна церкви скрипят под натиском теней, стремящихся ворваться в святилище. Она близко.
Мужчина падает на колени перед алтарем, сбивчиво читая молитвы. Слезы обжигают щеки, а ужас жалит сердце.

Святое место не пустит зла. Святые лики не будут свидетелями темных дел. Он молится, сжимая крест в кулаке. Он шепчет молитвы, преклоняя голову.

Молнии танцуют у порога церкви, вынуждая его оглядываться. Заставляя его веру трещать.

Он закрывает глаза, продолжая молить. Загнанный в божественную обитель, он оплакивает не свою приближающуюся кончину.

Вороны, чуя отчаянье, стекаются чернотой к окнам и дубовым дверям. Их глаза-бусины жадно взирают на силуэт у большого распятия. Они ждут.

Когда двери с грохотом распахиваются он не поднимает головы и тяжелых век. Он слышит ее шаги. Он чувствует как разрастается мгла, как корни ее сильны.

- Отче, отче, скажите же, сколько во мне греха? - ее голос вливается в уши и звучит в голове. Ее следы чернеют на мраморном полу. Ее запах лижет легкие.

Он читает молитву громче, пытаясь не чувствовать ее прикосновений. Он просит яростнее, не глядя в глаза, наполненные чернотой.

Ее дыхание напротив его губ. Ее руки на его груди. Ряса горит под ее ладонями. Он выпускает крест.

Стекла трещат и осыпаются на пол, впуская беснующихся птиц.
Ветки дуба врастают в окно. Эти корни уходят глубоко. И это дерево так старо. Его ствол сгнил, а листья покрылись плесенью. Участь души священника.

Смертельный оттенок ужаса залег на его лице. Ночной холод проникает внутрь, а она уже внутри.

- Отче, отче, вера Ваша слаба, - он снова смотрит в ее глаза. - Церковь Вас не спасет. Будет, святой отец, - ее пальцы ложатся на крест. Ее губы пылают на его губах.

Он знал, что однажды случится так. Он спрятал то, что ищет она. Он верит, что спас это от нее, пока липкая тьма скользит в его пищевод.

- Я найду ее отче, - шепот касается мертвых губ. Ее руки гладят мертвую седину.

Вороны вьются над алтарем.

---

Зимы носят одно имя.

Дыхание холода ласками жалит обнаженное тело. Тьма леденеет, застывая в жилах. Зима вьется над ней, собирая поцелуи с замерзших губ. Зима поет ее стонами.

Она распята во льдах. Ее корона не блестит под снегом, а глаза не горят жаждой освобождения. Холод вливается в глотку и сворачивается клубами в теплеющей утробе Регины, с чьих губ Снежная Королева жадно пьет выдохи.

Замерзшие ангелы играют на скрипках зиму - она льется с застывших струн. Злая Королева не внемлет мелодии - у нее замерзло сердце. Королева лютых зим наполняет ее вены льдом. Королева страшных вьюг врастает в тлеющее тепло темного сердца Регины.

Вокруг них тысячи разбитых проклятий и выгоревших солнц. Замок Снежной Королевы хранит вечность чужих поражений. Регина всматривается в ледяной лазурит глаз женщины над ней, когда слеза срывается из-под ресниц - чужой взгляд касается сердца колючим холодом.

- Кто оставил тебя во льдах? - ладонь скользит по бледному лицу, превращая слезу в твердый хрусталь. Ее волосы спадают на обнаженные плечи Злой Королевы, которая перехватывает чужую руку и заставляет хозяйку ледяных равнин вздрогнуть, когда все еще обжигающее прикосновение Регины оставляет след на коже.

Лунный свет играет бликами на короне в белых волосах, когда женщина наклоняется ближе, целуя Злую Королеву в висок, а затем прижимаясь холодными губами к щеке. Она закрывает глаза, чувствуя призрачное тепло, которое впитывают ее губы. Она не помнит того, кто мог бы за вечность заставить ее почувствовать его, все еще живое и ей не принадлежащее.

Снежная Королева больше не поет.

Снежная Королева больше не мечтает.

Снежная Королева больше не молится.

Забытые горько-сладкие колыбельные давно не звучат в ее мыслях. Но отданная холоду, она все еще ищет тепла, забирая в свой пандемониум тех, чье сердце пылает.

Регина забывается в морозных объятиях. Регина отдается Снежной Королеве, позволяя той властвовать над собой. Она подчиняется всеобъемлющему холоду. Она - то самое пламя, способное освободить Королеву, чье имя скрыто метелями. Сердце Королевы тает.

Снежная Королева поет.

Снежная Королева мечтает.

Снежная Королева молится.

И лед вокруг них трещит. Стены рушатся, падая и рассыпаясь. Ледяная крыша укрывает их. Ледяной Пандемониум разбивается вокруг двух королев, спасающих друг друга. Уничтожающих друг друга...

Злая Королева мерзнет сильнее.

Ее тело веками будет стыть под жалящими прикосновениями и ледяными поцелуями.

---

Луны серебрятся в ряд,

Тлеет время на заре.

Тот, кто совершил обряд

Не вернется в сентябре.

---

Блудница, в тебе Вавилоны пылают кострами.
Блудница, утроба твоя питается лишь грехами.
Молочная кожа горчит под солью искусанных губ,
Будь проклята, шлюха, – мне ненавистный суккуб.

Блудница – по ключицам струится блеск серебра
Блудница – образ, выжжен в предсердии, у ребра.
Станцуй же распутница, близится твой рагнарёк!
Мне снится ночами, пороком изъеденный Бог!

Блудница, сладость разврата с ладоней не смыть,
Блудница, в уста твои близость греховную влить.
Взрастившую похоть давно ждет костра торжество,
Вечность манит в обитель развенчанное божество.

Блудница, стыд о топаз твоих глаз раздробить .
Блудница, я согрешила, решившись тебя полюбить...

---

Кто станет преградой на нашем пути?
Кто с губ наших смоет вечности прах?
Кому же дороги домой не найти?
Чье сердце останется в теплых руках?

Невинная кровь в наших жилах кипит,
Демоном вьется греховный разврат.
Отче, молитвами нас не спасти, –
Низвергнутых Боги давно не страшат.

Скитальцы из царства зыбких теней,
В наших грудинах застыл хризолит.
Вера трещит у священных дверей.
Скажите, Отец, церковь Вас защитит?

---

Наказание.

Сколько их, пустых и одиноких. Сколько их невидимых, наказанных и обреченных?
Они всего лишь призрачные скитальцы.

- Звала?

- Нет.

- И все-таки я здесь, - легкая ухмылка лишь миг играет на губах. Тяжелый выдох, и легкие пусты. Она давно никого не зовет. И все же он явился.

Ночная прохлада обволакивает беззащитные плечи, и длинные волосы, поддающиеся ветру, скользят по коже. Она стоит давно, презрительно глядя на горящие огни города с высоты.

- Идем со мной? – в его голосе, как и прежде, только яд. Он давно ждет.

- Тебе еще не надоело? – она, наконец, устремляет свой взгляд на него - все такой же. – Каждый раз одно и тоже. И откуда у такого, как ты, надежда, что я однажды соглашусь?

Он выпрямляет спину и улыбается. В бездонных черных глазах меркнет любой свет. Ему известно все и даже больше.

- Это должно случиться. Даже такие, как ты, ломаются. Даже в таких, как ты, свет в конечном итоге превращается во тьму. Всему лишь свое время. С тобой было сложнее всего, – он говорит с восхищением, – но лишь потому, что неизбежно и неотвратимо. Это стоило того, чтобы ждать.

Она молчит. Хотя так много следует сказать. Но ей попросту все равно. Тонкие пальцы обхватывают колечко на тонкой цепочке, аккуратно оттягивая – старая привычка. В душе… если бы она была жива…

- Когда-то и я любил, – это звучит не случайно и не является внезапным порывом. Она и не удивлена. Лишь морщится, будто это слово жжет ей кожу.

Отголоски памяти рисуют давно забытые образы. Но она тут же гасит эти искры воспоминаний.

- Ты всегда был тем, кто ты есть, – ее голос ровен и спокоен. – Не… любовь… - она презрительно морщится, словно ее губам пришлось коснуться грязи, – сделала тебя тем, кто ты.

Она резко приближается к нему, без страха, глядя ему в глаза:

- Каково держать в руках людские души? Каково терзать их? – она шепчет, едва шевеля губами. Свет луны скользит по ее бледной коже, и так хочется назвать ее прекрасной, но в ее взгляде нет ничего прекрасного. Тьма не идет ей, она уродлива. И даже он отмечает это.

Ему бы было жаль, не будь он собой.

- Идем со мной, и ты узнаешь.

- Почему ты предлагаешь мне все это?- она вновь отворачивается и смотрит в небо. – Тебе не нужна моя душа… не так…

- Когда-то и я любил… - вновь добавляет он.

Звонкий смех разносится ветром, разбиваясь о камни небольшой пещеры, где они стоят.

- Я что-нибудь почувствую? – внезапный интерес в ее голосе его удивляет.

- Не в моих силах заполнить твою пустоту. Я не могу вернуть тебе способность лю…

- Дай мне власть! Научи ненавидеть! Научи быть безжалостной! Хочу стать такой, как ты! Позволь мне почувствовать хоть что-то!

- Тогда идем со мной, – он, улыбаясь, протягивает ей руку и крепко сжимает, когда она вкладывает свою.
Она закрывает глаза, чувствуя, как что-то меняется.

Ее дикий вопль разрывает пространство, когда она понимает, что находится одна среди людей, незамеченная, незримая… не услышанная… среди теней, бесплотных и бесчувственных. Внутри все также пусто.

Он не сдержал своих обещаний, а может не смог.

Тот, кто обрек ее на пустое одиночество, был явно сильнее. Тот, кто обрек ее на пустое вечное одиночество, всегда будет силен в своих наказаниях.

---

Иван Купала. А у меня даже леса нет! И где мне травы собирать, в степи что ли? ну, ё-мае

---

Ты научилась продевать меня иглами почти безболезненно. Так умело. Как могут только ангелы, которые шьют нам судьбу, но над твоей головой нет нимба. Над ней даже неба нет. Может лишь потому, что это я ничего не вижу…

Мне нравится как ты рвешь на мне швы. Резко. Без предупреждения.
Крик. Надрывный. Переходящий в вой – я еще жива… я чувствую.

Не слышишь. Значит больно только мне. Это хорошо, значит я справляюсь с задачей тебя беречь. Только прикасаться к тебе не могу. Боюсь испачкать кровью.

Я не встречала прежде таких как ты. О, мое божество, существует ли грань для тебя? Как ты это делаешь? Кто научил тебя играть душами?

Я не боюсь твоей многогранности, меня не пугает окутывающая тебя темнота. Ты не похожа на других. Тебе нет равных. И не будет.

---

День Джонни Деппа прошел весьма удачно, с пусканием слюней, восторженными восклицаниями на всю комнату и просьбами жениться на мне... полностью XD

---

Olafur (Ólafur) Arnalds - Eulogy For Evolution (2007) - B4. 37:04/38:37

Даже если она захочет уйти сейчас, взбешенные ангелы вернут ее обратно к самому истоку. Даже если в глазах ее больше не остается слез, сухой надрывный плачь, будет раздирать ей горло.

У нее больше нет сил, чтобы подниматься с колен. Она не выдержит больше ни одного удара, уготовленного ее нелепой судьбой. Она не рождена для счастья. Все ее предназначение в том, чтобы каждый раз терять корону, падая на землю. И разбиваться бессчетное количество раз.

Черные змеи ненависти не перестанут впиваться в ее сердце зубами, даже когда их яд перестанет отравляюще действовать на еле бьющийся изможденный орган.

Все окружающие ее люди больше напоминают падальщиков, которые жаждут урвать от нее как можно больше. Каждый из них что-то отнял у нее. И теперь Регина лишь ждет, когда кому-то из них понадобится что-нибудь еще.

Она отдаст. Не сопротивляясь. Она больше не имеет возможности сражаться с ними всеми. Они слишком сильны для утратившей веру во что-либо хорошее. Они слишком опасны для ослабевшей сверженной Королевы.

Агония, снедающая хрупкое тело отверженной женщины, не позволит ей смотреть в глаза разбившемуся счастью. Как и он больше не смотрит на нее. Он проходит мимо, когда она сбивается со счету в попытке вдохнуть полной грудью.

Робину не хватит смелости на разговор. Робину удобнее все просто забыть. Робину удобнее не знать, что расколотое им сердце больше не будет чем-то целым. Разбитое сердце не спасет даже кокон тьмы. Холодный кусок стали, оставленный разбойником между ее ребер, не извлечь.

Ангелы не слетятся, чтобы защитить ее. Она оставлена мирами. Сверженной королеве больше не носить короны. Сверженной королеве не вынести ее тяжести. Корона сломает ей хребет.

---

У любви много граней.

ООС, без обоснуя, без сюжета, просто момент.

Он входит без стука. Его шаги, отдаются гулом в тяготящей тишине. Тусклый свет, отбрасываемый всполохами пламени в камине, падает на задумчивое лицо. Она сидит неподвижно, вглядываясь в собственное отражение. И презрительно кривится, когда встречается взглядом с Гудом.

Эмма не зовет его по имени. Эмма не целует его в губы, она оставляет это Регине. Поцелуи она оставляет Регине. Женщине, которой принадлежит этот мужчина. Эмма отвыкла брать чужое, но не думает об этом, когда его руки ложатся на опущенные плечи Спасителя.

Свон не закрывает глаза, когда его губы касаются шеи. Она неотрывно следит за его действиями, позволяя ему ласкать кожу. Гуд впервые так нетороплив. Он забирает волосы рукой, чтобы оставить поцелуй на затылке. Это лишнее. Она не хочет нежности. Ей не нужна его осторожность. Эмма желает получить страсти, как можно больше опаляющей страсти. Чтобы стало больно. Чтобы хотелось содрать с себя кожу в тех местах, куда ложатся его поцелуи.

И Свон не выдерживает. Резко развернувшись, она закидывает ногу на бедро мужчины и откидывается назад, когда он губами спускается к груди. Рваный вдох срывается во всепоглощающую тишину. И Гуд понимает, чего от него ждут. Легкое платье быстрым движением оказывается на полу. И Эмма даже позволяет себе безразличную ухмылку, когда вдруг возникает мысль о том, что это платье напоминает ее душу. Такую же измятую, небрежно брошенную.

Он входит в нее резко, срывая сдавленный рык, и двигается слишком быстро. Эмма заходится в исступлении, кусая ладонь, чтобы не кричать в голос. Ребро тумбочки, впивается в поясницу, но ее это мало интересует. Она лишь плотнее прижимается к Гуду, который забывшись, вдруг тянется к ее губам.

- Нет.

Он не настаивает. Он знает, почему она не позволяет себя целовать. Он знает для кого она оставляет поцелуи в губы.

Эмма утыкается носом в плечо мужчины, двигающегося в ней все резче. Она оставляет поцелуй на уже обнаженной коже, вдыхая его запах. Он пахнет Региной. Он пропитан ею. Ее заводит сама мысль, что он принадлежит Миллс, но все же приходит к ней. Он влюблен. Но любит другую женщину. А Регина любит его.

Могла бы и Эмма полюбить его? Могла. Как часть Регины, как то, что принадлежит ей.

Свон позволяет ему владеть своим телом, почти веря, что все же влюблена в разбойника. Она улыбается от мысли, что после нее он вернется в постель Королевы. Она кончает от мысли, что он будет прикасаться к ней после нее. Что Регина будет целовать кожу, мужчины, хранящую чужое тепло.

Он уходит молча, оставляя Эмму, снова всматриваться в свое отражение. Ей кажется оно искажено. Но у нее нет отвращения к себе. У нее нет ненависти к себе. И она не боится, что однажды Миллс узнает. Она ждет этого момента. Совсем не думая, что никогда не получит прощения.

Эмма касается затылка, вспоминая поцелуй. Вспоминая неуместную нежность. Она не торопится одеться, обнимая себя за плечи. Так проходят почти все их встречи. Они не теряют время на разговоры, насыщая плоть, утоляя желание. А позже Свон остается наедине с собой. Только теперь она не презирает себя и свои действия. Теперь ей все равно. И все же слова срываются помимо воли:

- Ты потеряешь все, Эмма.

_______________________________

Робину надоело разрываться между двух женщин. Робин устал врать. Робин должен выбрать. Робин любит Регину, но хватит ли сил отказаться от Эммы? Он подчинился этой связи, зная, что Свон жаждет совсем не его. Зная, что он лишь способ ощутить хоть какую-то часть от Регины в себе.

Королева не спит, когда он ложится рядом. Его тело все еще горит от недавних прикосновений Свон. Его губы все еще хранят вкус ее кожи. Регина знает откуда он пришел. Всегда знала.

Робин устало выдыхает, ложась на спину. Она резко разворачивается, чтобы в следующий миг оказаться сидя сверху. В ее взгляде ярость. Ее хватка сильна. Гуд не сопротивляется, когда она впивается в его губы жестким поцелуем. Он поддается, когда она берет его руки, чтобы положить себе на бедра.

Внутри холодеет от того как Регина целует. Ее волосы щекочут кожу. Ее руки оставляют следы. Она двигается сверху, грубо насаживаясь на пульсирующую плоть. Рассудок мутится от ее действий. Воздух раскаляется. Кровь бурлит. Еще немного и тонкие оболочки сосудов лопнут, сгорая до сердца. Еще немного и оно остановится.

Сегодня Регина другая. Сегодня в их постели ярость.

Все заканчивается так же быстро, как и началось. Ни слова не говоря, Миллс встает и уходит из спальни. А Робин не смеет идти за ней.

Утром все случившееся больше напоминает безумие. Молчаливое и грозящее разрушить все. Регина обо всем знает. А значит пришло время выбрать. И Робин пойдет в участок, чтобы сообщить Эмме о своем выборе.

______________________________

Эмма не застывает на пороге, глядя в карие глаза, когда возвращается в участок и застает там Регину. Ее взгляд слишком красноречив, чтобы не понять – ей известно о разбойнике и шерифе.

Эмма не станет отрицать. Она молчит, ожидая, когда Миллс начнет разговор. Но та лишь встает, приближаясь. Близко. Слишком близко. Но Эмма не замирает, ее сердце не рвется на части. Все это в прошлом. Она лишь предвкушает.

- Ты его не получишь! - Регина шипит практически в губы Свон.

- Он мне не нужен, - резко и слишком быстро. Слишком обличающее, но она делает это сознательно. Спаситель больше не боится презрения Королевы.

Миллс молчит, пытаясь понять. Ее зрачки расширяются, и она отступает назад, когда осознает, что происходит на самом деле. Эмма усмехается, глядя на побледневшую женщину, чей мир сегодня рушится необратимо.

Сердце женщины колотится о грудную клетку. Все это сплошной абсурд. Все это слишком нереально. И она вспоминает все: взгляды, прикосновения, слова. Все, что творилось со Свон. Теперь все это имеет причины, имеет значение. Теперь все становится на свои неправильные места.

И отчего-то отчаянно хочется выдрать ее сердце. Медленно, чтобы она ощутила каждую рвущуюся жилу. Чтобы тепло ее крови впиталось в королевскую ладонь, крепко сжимающую сердце Спасителя. Но вместо этого Регина просто разворачивается, чтобы уйти.

Крепкая хватка на запястье не позволяет ей сделать еще один шаг. Эмма резко разворачивает женщину, чтобы, не теряя ни секунды больше, поцеловать ее. Губы Регины мягкие и прохладные. Миллс упирается руками в плечи Свон, но не отталкивает. А Эмма впервые за долгое время чувствует иной ритм сердца. Регина сжимается в ее руках, и этого достаточно, чтобы разорвать поцелуй и крепко обнять ее. Как самое дорогое, как самое важное, как самое страшное, могло случиться с ней. Она не посмела бы сделать нечто большее, если бы не замерший в двери Робин Гуд.

Она вновь целует Миллс, но та, наконец, взяв себя в руки, отталкивает Свон и срывается к выходу. Но Робин не позволит ей уйти. Не теперь.

Она оборачивается, глядя в серые глаза. Улыбка Свон ее пугает. Как и неожиданные объятия сзади. Но Регина понимает, что никто из них не отступит, когда осознает, что сейчас произойдет. Она не верит, что Робин позволил, она не верит, что Эмма смеет.

- У любви слишком много граней, Регина, - Свон подходит, вкладывая свою ладонь в руку Гуду и другой - обхватывая запястье Миллс, - позволь показать?

Гуд сильнее прижимает ее к себе спиной. И, сдавшись, она откидывает голову назад, упираясь в него. Она позволит. Сегодня она позволит все, чтобы позже уничтожить обоих.

---

Как это вышло и что это вообще
Давно я POV не писала.

Ты не услышишь ночью, как они проберутся в твой дом. Ты не проснешься, когда маленькие лапки будут нежно качать колыбель. Они будут петь тебе голосом сотен сирен. Их глаза блеском впиваться будут в твое лицо. Ты не бойся, если все же откроешь глаза и не плачь, когда кто-то из них на руки тебя попытается взять.

Милый ребенок, ты не страшись из рук их принять медальон. Мой подарок тебя от бед сохранит. Когда тьма шевелиться будет в углах, ты нянек своих не зови. И ворон, что сядет к тебе в колыбель прочь не гони. Он расскажет как предательство может ломать. Как черствеет горячее сердце, исторгнув добро. Слушай его, когда качать тебя будут они.

Они ласковы будут, ты вида их не страшись. Их колыбельным внимай до зари, говори с ними, страх отгони. Они поведают тебе обо мне, волосы в косу вплетая.

Ты не пугайся, если время придет и в ночи, кто-то из них мне откроет дверь. Я ступлю на порог, мрак не войдет вслед за мной. Нежить расступится, только не плачь, когда взгляд твой коснется меня.

Ангел мой, не робей предо мной, я не посмею тебе навредить. Не противься моим речам, на руках моих не бойся уснуть. Я тебя буду качать и с лица убирать непослушные завитки. Что ты, дитя, нет такой силы, что могла бы нас теперь разлучить. Тише дитя, грозы не так страшны.

Слышишь, как рвется нить? Это печали тугая струна. Мне об это следовало бы молчать. О, не бойся, милый ребенок – они обступили нас, чтобы тайну мою хранить. Чтобы осталась сохранна печать. Чтобы ТЫ не смогла забыть.

Я расскажу тебе сказки с печальным концом. Как мертвой петлей вокруг сердца затянута может быть боль. Только не бойся, в глаза мне смотри, ведь я рядом с тобой. Так-то лучше, прижмись ко мне, слышишь, как бьется оно?

Но руки мои холодны, ты не сжимай их в своем тепле. Я привыкла внутри носить жидкий лед. Что ты дитя, мне не больно. Просто теперь я боюсь дышать.

Видишь, как мрачен наш лес? Тени пляшут, среди колючих кустов. Знаешь, они там живут. И приходят сюда, чтобы быть ближе к тебе. Не каждый из них был готов. О свет твой обжечься слишком легко, видишь, и я с трудом к тебе прикасаюсь.

Скажи мне дитя, ты говоришь обо мне? Глаза этих фей загораются страхом? Я знаю, мой ангел, чье имя во сне ты шепчешь, Они мне сказали. Ты знаешь, так проникает тьма. И кружится над головой, чтобы осесть навсегда и отобрать света священного блеск. Я берегла тебя, чудо, как только могла, и дальше буду стоять над тобой словно тень.

Я отведу тебя на болота в безмолвной ночи. Только не бойся, ты ведь мне веришь, я буду рядом идти. Так крепко в ладонь мою еще никто не цеплялся. Ты знаешь, как больно ритм сердца менять? Ты знаешь, как страшно быть себе неподвластной, терять над собою контроль? Ну что ты так смотришь, будто лучше меня в целом мире нет. Не улыбайся мне так, словно нет родней существа для тебя.

Тогда что сделаешь ты, милый ребенок, когда узнаешь одну тайну, окутанную черным предательством? Как глубоко пронзит твое сердце боли стрела, когда я не смогу солгать о проклятье, что висит над тобой с тех пор, как мои руки впервые коснулись тебя?

Ты последуешь в сердце опасной топи, где монстры из сказок, чтобы отыскать среди них меня? Ты последуешь за мной, чтоб свершился заклятья обряд? И даже, когда острая медь исполнит пророчество, уколов? Кто ты, дитя, неужели взращенная мной? Неужели любовь твоя и теперь велика? Я знаю ответ.

Знай же, дитя, в предсказанный час, ты проснешься от вечного сна. Как и в сотни ночей до этого рядом увидишь меня.

---

Неотвратимо.

Аврора не боится теней. Аврора не бежит в испуге прочь, когда чувствует чужое присутствие. Она не оборачивается, страшась спугнуть, ту, что следует за ней, тайно оберегая. Светловолосый ангел закрывает глаза, замирая, когда прохладные прикосновения становятся едва ощутимыми.

Дочь предает корону отца, теряясь в желании столкнуться с двурогой тенью лицом к лицу. Принцесса жаждет лицезреть наяву образ из сна. Чтобы оболочки призрачных видений не мешали ощутить сполна близость той, что сочетает в себе свет и тьму.

Аврора не позволяет Ей понять, что Ее присутствие давно обнаружено и слишком странно желанно для сложившейся ситуации. Аврора знает, за кем следует, когда ветви и корни вековых деревьев расступаются перед ней, впуская в чужую обитель.

Принцесса ступает легко и бесшумно. Следы ее, впитываются в землю, как память о начатом пути. Воздух пропитан волшебством, таким пугающим для непосвященных и угрожающим для врагов.

Неизвестная магическая живность обступает прекрасное дитя, любуясь ее красотой и восхищаясь смелостью. Глаза Авроры блестят, отражая лунный свет, нежно касающийся всего вокруг. Его серебро проникает даже сквозь плотные тени, разрушая их укрытие.

Никто не отважится сунуться в эти земли, с каждым днем утрачивающие былую сказочность. Никто не станет искать сюда дороги, кроме глупцов, коими переполнена армия короля. Никто не посмеет поддаться ложной красоте, царящей в этих местах. Никто не решится идти на зов, той, в ком так нуждается королевская дочь.

И Аврора следует по мягкой траве, не замечает сумрака, кружащего над ней. А он подбирается все ближе, он проникает в легкие с кислородом. И его ядовитые цветки расцветают прямо над чистым, невинным сердечком. Их шипы, подобно иглам сломанных прялок, жаждущих напиться королевской крови, совсем скоро пронзят пылающее сердце, начиняя его ядом.

Малефисент наблюдает за увлеченной новым миром Авророй. Внутри что-то отчаянно рвется наружу при виде того света, что впитывает в себя опасная топь. Фея еще не знает, что топь отдает принцессе взамен. Она лишь, насторожившись, прислушивается к иначе бьющемуся сердцу.

Девочка, что краше всех на свете смеется, искренне надеясь, что та, что прячется среди тернистых ветвей выйдет к ней, обличая свое присутствие. Девочка, что добрее всех на свете, отчаянно ждет, когда окликнет ее та, что всегда сопровождает однажды проклятую принцессу.

Смех Авроры наполняет светлым звучанием места, где правит фея, ступившая на темный путь. Не сумевшая исторгнуть из разбитого сердца ненависть.

Все живое тянется к прекрасной Авроре, и Малефисент чувствует раздражение, от того, что вся магическая живность получает внимание от принцессы, принесшей надежду на мертвые земли.

Этот луч надежды вдруг теплится и в окаменевшем сердце феи. Он тревожит старинную рану, нанесенную вероломным предательством. И боль вьется в ней, словно змей.

Малефисент, погруженная в давно забытые ощущения не замечает, что ее присутствие давно не тайна.

- Я знаю, что ты там, - упрямый взгляд обращен туда, где скрывается фея. Волшебная нечисть неизвестной масти тут же исчезает, боясь. – Покажись.

Бесстрашная – просить о таком. Малефисент все еще не позволяет лунному свету коснуться своего лица. Она с интересом и некой осторожностью смотрит на смелое дитя, в чьих жилах течет королевская кровь ее предателя.

- Не бойся, - голос принцессы ласков, - я не причиню вреда.

- Я не боюсь, - это даже забавно. Фея, чьи глаза горят неподдельным интересом, готова рискнуть.

- Так покажись, - снова слишком смелая просьба, для той, что не ведает страха и не чувствует опасности.

- Тогда испугаешься ты.

Тишина, становится тяжелее в ожидании. Аврора не боится, она терпеливо ждет. И ее терпение вознаграждается.

Она выходит из тени, величественна и красива. Принцесса застывает, глядя в зеленые глаза, взирающие с превосходством. Отстраненная и холодная, недоступная как и во снах.

- Я знаю, кто ты, - шепчет принцесса, подходя ближе. Брови Малефисент приподнимаются в удивлении. Восхищение в глазах Авроры поражает, задевая все омертвевшее за столько лет, возвращая к жизни. – Ты присматривала за мной всю мою жизнь. Твоя тень следует за мной с самого детства.

Она подходит слишком близко. Ее речь искренна. А свет все еще чистого сердца, окружая Малефисент, не позволяет ей отступить.

Аврора боится дышать, подходя все ближе. Аврора все сильнее ощущает мощную ауру феи, что являлась ей во снах. Аврора как беззащитный мотылек кружит над пламенем, которое даже если и захочет – не в силах опалить ей крылья.

Малефисент знает, что произойдет. Она боится этого, потому что все еще не готова до конца отпустить свою тьму, потому что не готова впустить живой свет, который так усердно ищет вход в ее сердце. Малефисент знает, что это неотвратимо.

И Аврора обнимает ее, как самое дорогое, что только может быть у человека. Как самое драгоценное, что можно потерять в любой миг. Как то, что не оставит памяти от этой встречи, если вдруг исчезнет в ночи.

______________________________

Они встречаются каждый вечер перед закатом. Принцесса, чье шестнадцатилетие приближается, не ведает о проклятье, уготованное той, что стала дороже прочих. Она лишь радуется тому времени, которое проводит рядом с феей. Изредка ловя на себе пристальные взгляды Малефисент.

Рядом с прелестной Авророй фея словно оживает. Она позволяет себе смеяться, наблюдая за забавной девчонкой. И мысли о надвигающемся проклятии все сильнее тяготят сердце колдуньи, которая все еще не может признаться себе, что полюбила милое чудище.

И лишь Диаваль, видит, как все меняется вокруг.

Малефисент – королева волшебного мира, над чьей головой венец тьмы.

Малефисент – враг света и зло природы.

Та Малефисент, что теперь всем существом страшится дня, когда свершится ее проклятие. Та Малефисент, которая как и прежде бережет юную принцессу.

______________________________

Аврору манит чужой шепот. Странный дурман одолевает сознание, подчиняя разум себе. Она идет на страшный зов, не ведая, какая опасность ждет ее.

Игла впивается в мягкую плоть, жадно глотая молодую кровь. Аврора падает на холодную землю, отпуская проклятие на волю. Оно кружится над спящей принцессой – заклятье, что было легче наложить, чем снять.

Желание узнать отца и, как казалось на тот момент, предательство самого важного существа обернулись свершившейся местью, которая уже никому не нужна. Светлые локоны, разметаны по равнодушной земле. Бледное лицо хранит уснувшую вместе с принцессой красоту. И лишь слабое дыхание все еще вселяет надежду на то, что когда-нибудь это сон закончится.

Малефисент знает, что опоздала. Малефисент знает, что не уберегла.

Она прячется за ширмой, когда поцелуй, небрежно оставленный Филиппом, отнимает последние отблески надежды на снятие заклятья. И он уходит, больше не пытаясь.

Фея, сердце которой давно отбивает иной ритм, садится рядом со спящей красавицей, чье мерное дыхание еле слышно нарушает тишину. Она смотрит на спокойное лицо принцессы, которая бесстрашно отдала свое сердце беспощадной фее. И теперь она готова. Теперь она может признать.

- Я не стану молить о прощении, тому, что я сделала, прощения нет, - Малефисент практически шепчет, не скрывая дрожи в голосе, - я словно ослепла от ненависти и мести. Милая Аврора, я полюбила тебя всей душой. А теперь потеряла навеки.

Она целует холодный лоб, выдыхая. Диаваль молчит, опуская глаза. Фея, познавшая любовь, готова смириться, когда слышит:

- Здравствуй, Малефисент, - глаза Авроры, пробужденной ото сна, сияют ярче прежнего. Любая тьма отступит перед этим взором.

Она поворачивается, сталкиваясь с все тем же восхищенным взглядом, зная, что прощена:

- Здравствуй, Чудище, - смех принцессы, наполняет комнату, а улыбка греет сердце, избавившееся от черствой оболочки.

Малефисент знает, что произойдет дальше. Она теперь не боится. Она знает, что это неотвратимо. И не отстраняется, когда чувствует легкий поцелуй на своих губах.

Вот она, любовь, - усмехается Диаваль.

---

Я просто увидела это и зависла.



Я собиралась написать что-нибудь "горяченькое и грязное", но в наушниках заиграло это Olafur Arnalds – Brotsjór, и вышло совсем не то, что должно было быть. Что они со мной сделали. Я пойму, если кто-то захочет меня побить

Стоящие на гладкой поверхности принадлежности, летят на пол, рассыпаясь и даже разбиваясь. Но ему нет дела до осторожности. Он приподнимает ее под бедра, сажая на столешницу. Он целует тонкие губы, обдавая их сорванным дыханием. Даже тепло ее тела, хрупкого и беззащитного в его руках, не может сделать его прикосновения ласковыми.

Губы Джоша безжалостны в своих поцелуях-укусах. Ему мало ее. Каждый раз ему не удается насытиться. Не удается утолить терзающую его жажду. Дженнифер поддается легко и беспрекословно. Она принимает в себя его грубость, впитывая ее с каждым жестким проникновением.

Он входит в нее без прелюдий, проталкиваясь как можно глубже, чтобы задать резкость толчкам. Моррисон двигается в такт его бедрам, чувствуя, как возбуждение густой волной обволакивает внутренности. Глухие хлопки уже вспотевших тел наполняют комнату, как и рваное дыхание.

Даллас толкается в ней все резче, доводя себя до исступления, зарываясь в ее волосах. Они пахнут ее живым теплом и мятой. Вкус ее кожи остается терпкой горечью на его губах. Джош шумно дышит ей в шею, проникая глубже. Женщина, закрыв глаза, прижимает Далласа сильнее, когда тот увеличивает темп, пара толчков, и они оба кончают, тяжело дыша.

Моррисон никогда не стонет и не шепчет его имени, проклиная себя запретное влечение к чужому мужчине, который не может позволить себе быть нежным с той, что прощает грубость, отдаваясь ей. Он не может любить ее, потому что любит Джинни. Милую, славную Джинни, так непохожую на Дженнифер, холодную и отстраненную.

Между ними нет искр и страсти. Только страшное и слепое влечение. Неотвратимая одержимость, холодом скользящая по венам. Он не целует Моррисон на прощание, застегивая ширинку. Он не говорит ей слов любви, зная, что вернется в привычное тепло жены, которую он любит.

А Дженнифер, она всего лишь болезнь, которую невозможно вылечить. Их мертвая страсть – оскорбление самых чистых чувств. Их мертвая страсть уничтожит все. Их мертвая страсть заберет последнее.

Джош идет к ней, когда внутренний клекот заполняет все существо мужчины. Он приходит к ней, зная, что никогда не получит отказ. Он приходит к ней, грубо трахая на грязном полу или же в душном трейлере на жестком диванчике, чьи пружины впиваются в спину. Она как пристанище, в которое он вторгается, оскверняя ее внутреннюю святыню.

Дженнифер же нашла в Далласе извращенное спасение. Чтобы каждый раз, извиваясь под тяжестью его тела, не думать о своих чувствах. И в один момент без него стало невыносимо. Но его главное преимущество в том, что он не похож на Нее. Лишь одна общая черта отталкивает, вызывая отвращение – он такой же чужой. Он не принадлежит ей. Моррисон крадет его, чтобы под натиском грубой и болезненной страсти забыть карие глаза. Он пахнет иначе. Он смотрит иначе. Он глушит Ее.

Джен думает о Лане, когда Даллас толкается внутри. Она думает о том, что предает чувство к ней, оскверняя его таким способом, поэтому как можно сильнее насаживается на пульсирующую плоть, заполняющую ее. Она кончает от мысли, что карает свою любовь к чужой женщине.

Они расходятся молча. Они не смотрят друг другу в глаза. Они возвращаются в свои миры, чтобы по первой необходимости столкнуть их вновь.

---

Иногда в закладках можно найти много интересного XD

Она

Слишком тихо. Ритмичное тиканье часов лишь подчеркивает ночную немоту. Тонкие нити секунд, отмеряющих время. Тронь – разорвется. И безвременная бездна, плененная пустой ее груди, вырвется на свободу.

На пустынных улицах темно. Слишком темно для предрассветного часа. Луна не прячется, смея владеть небом. Луна – холодная. Как и та, что равнодушным взглядом скользит по серебристому диску.

Она стоит у окна, глядя в беззвездное небо и не обращая внимания, как заледенели ее руки. Ей всегда холодно, но стремления согреться почти не возникает. Ей нравится холод. Грудь вздымается слишком часто и глубоко. Ей не хватает воздуха.

Невыносимо хочется курить, но она не курит. Какая жалость. Бледное лицо отчетливо отражается в оконном стекле, и она переводит взгляд на себя. Не узнает. Отражение чужое и неприятное. Взгляд отстраненный, неживой. Мерзко.

______________________

Ледяная вода льется из крана, и она не одергивает руки, когда они начинают неметь от холода. Он пробирается по венам, несясь с кровью внутрь. Он расходится от ладоней, словно они пьют его вместе с водой. Он сглаживает контраст с внутренним холодом, глуша его мерзость. Не позволяя клекотать. Так становится легче.

Она возвращается в комнату, где по-прежнему темно.

Шорох где-то сзади напоминает, что она не одна. Он переворачивается на бок, кладя руку на пустующую сторону кровати, но не просыпается не найдя ту, с кем провел ночь. Еще один из многих. Еще один из многих, кто больше не окажется в ее постели.

Она не любит повторяться. Не запоминает их имен. Не целует на утро. Не готовит завтраки. Ее тело становится чужим пристанищем лишь на одну ночь. Рваные вздохи и искусанные губы. Чужой парфюм, остающийся на измятых простынях. И сменяющиеся лица.

Она отдает свое тело чужим ласкам, чтобы не думать о растущей пустоте. Она меняет любовников, пытаясь заглушить отчаянную тоску. Ни одни из них не способен восполнить то, что у нее когда-то забрали. То, что она сама отдала. И все же она ищет.

Ищет среди них забвения, не задумываясь, что медленно умирает внутри. И не расстраивается, когда кто-то зовет ее шлюхой. Она давно не живет, потому что пуста.

- Не уходи, - тихо шепчет новоиспеченный любовник, проснувшись, и наблюдая за тем, как она одевается. – Останься, – вторит он просьбе, придвигаясь в попытке поймать ее за руку.

Она лишь улыбается, отмечая еще одного мужчину, который думает, будто он исключение. Которое изменит ее жизнь, наполнит ее, как она позволяет заполнять себя ночью, срывая свое имя с чужих губ. Нет.

Она не останется.

Она не вернется.

Она.